Подробно о том, как советские пленные из Пакистана попали в Швейцарию
В 1982 году в Женеве состоялись две отдельные серии дипломатических дискуссий по поводу продолжающейся советской оккупации Афганистана. Переговоры при посредничестве ООН между правительством Пакистана и режимом Кармаля в Афганистане проходили за закрытыми дверями, в основном в штаб-квартире ООН на площади Наций. В то же время - неизвестно участникам переговоров в ООН - вторая, тайная, серия переговоров по Афганистану состоялась в пяти минутах ходьбы от площади Наций при Постоянном представительстве Советского Союза. В этой серии переговоров приняли участие представители советского представительства и МККК. С 13 по 22 января 1982 года эти две стороны неоднократно встречались, чтобы организовать передачу советских военнопленных, захваченных афганским сопротивлением, нейтральному государству третьей стороны. В обмен на организацию этого перевода МККК должны были восстановить доступ на афганскую территорию впервые после его изгнания после советского вторжения в 1979 году. В частности, МККК надеялся восстановить доступ к политическим заключенным, содержащимся в тюрьме (тюремный комплекс Пули-Чархи в Кабуле).
Диденко, Поварницын, Синчук?
Согласно меморандуму о взаимопонимании, подписанному между МККК и Советским Союзом 22 января 1982 года, советские военнопленные должны были быть доставлены в Индию через Пакистан. Единственная проблема заключалась в том, что афганское сопротивление, известное как моджахеды, не участвовало в этом соглашении. Именно они держали соответствующих заключенных и отказались признать Индию в качестве нейтральной третьей стороны. Вместо этого они потребовали переправить заключенных в Пакистан. Это, в свою очередь, было неприемлемо для Советского Союза из-за предполагаемого вмешательства Пакистана во внутренние дела Афганистана, в результате чего все стороны в конечном итоге остановились на нейтральной Швейцарии.
Все это произошло без ведома швейцарских властей. Фактически, швейцарцы не имели никакого отношения к Афганистану с тех пор, как закрыли свое почетное консульство в Кабуле в октябре 1979 года. Министерство иностранных дел Швейцарии было проинформировано о планах передачи советских военнопленных в Швейцарию только 10 мая 1982 года. - через четыре месяца после начала первоначального обсуждения. Они сразу же довели этот вопрос до сведения Федерального совета - исполнительного органа правительства Швейцарии. Совет, в свою очередь, одобрил планы два дня спустя, не проинформировав ни парламент, ни общественность и не заключив отдельного соглашения ни с Советским Союзом, ни с МККК по этому вопросу. Вместо этого совет уполномочил министерство иностранных дел предложить ряд поправок к соглашению между МККК и Советским Союзом. В конце концов было решено, что максимальный срок интернирования советского военнопленного в Швейцарии должен составлять два года. Если Советский Союз и афганское сопротивление заявят о своем согласии, заключенные могут быть репатриированы до окончания двухлетнего периода интернирования. Советский Союз должен был нести ответственность за расходы, связанные с интернированием своих солдат на швейцарской территории, и только швейцарские власти определяли место и условия интернирования. По соглашению с Советским Союзом и МККК Федеральный совет одобрил эти положения 19 мая и дал разрешение.
Через девять дней первые трое заключенных приземлились в международном аэропорту Цюриха рейсом SR195 компании Swissair. Их звали Валерий Диденко, Юрий Поварницын и Виктор Синчук. До поступления в армию Валерий Диденко работал крановщиком в Украинской Советской Социалистической Республике (ССР), был пехотинцем, и ему тогда было 19 лет. Юрию Поварницыну было двадцать лет на момент его прибытия в Швейцарию, он имел звание сержанта и работал водителем грузовика в своей родной России до вторжения в Афганистан. Девятнадцатилетний Виктор Синчук, наконец, тоже был уроженцем Украинской ССР, где до службы в армии работал водителем. Их похитители моджахеды и передали их МККК на афгано-пакистанской границе за несколько дней до этого, где они были проинформированы об их доставке в Швейцарию, а также прошли предварительное медицинское обследование. Оттуда делегат и практикующий врач из МККК, а также небольшой контингент охранников сопровождали их в Карачи и на прямой рейс в Цюрих.
По прибытии МККК опубликовал короткое заявление для прессы о том, что произошло. Что интересно, в то время пресса почти не обращала на это внимания. Министерство иностранных дел Швейцарии не публиковало пресс-релиза, а вместо этого распространило внутреннюю аналитическую записку о том, как отвечать на потенциальные запросы прессы. Прежде всего, политика подчеркивала, что «не следует давать никаких указаний относительно временного места содержания советских солдат, в которое были переведены трое советских заключенных. Если их спросят, персоналу будет разрешено раскрыть, что срок тюремного заключения ограничен двумя годами или до прекращения боевых действий в Афганистане, в зависимости от того, что наступит раньше. Они могли добавить, что на данный момент власти зарегистрировали трех советских военнопленных на территории Швейцарии, и их дальнейшее прибытие запланировано, но не указано количество. С заключенными будут обращаться достойно и без наказания в соответствии с Третьей Женевской конвенцией 1949 года об обращении с военнопленными, которую подписали как Швейцария, так и Советский Союз. Интересно, что этот конкретный вопрос стал сложной темой для прессы, когда министерство иностранных дел в конце концов заняло публичную позицию по этому вопросу осенью того же года.
Тем временем федеральные власти начали сталкиваться с первыми проблемами с советскими военнопленными. Основная проблема возникла из-за того, что поначалу их фактически не содержали в качестве заключенных. 7 августа, за три дня до прибытия еще двух заключенных из Афганистана, произошел инцидент в приюте Санкт-Йоханссен в Галсе, где тайно содержались Диденко, Поварницын и Синчук. В 11:00 утра Поварницын ворвался в главный офис участка, где его держали, и потребовал 700 швейцарских франков наличными. Вскоре после этого в офисе появился Синчук в сопровождении переводчика Линды Ховард, которую он держал в заложниках. Вместе они заперлись в офисе и неоднократно требовали выплаты вышеупомянутой суммы. К счастью для заложников, сотрудник предупредил полицию.
Пять полицейских были отправлены из близлежащих городов Эрлах и Инс. Они прибыли в Санкт-Йоханссен к 12:30, через полтора часа после начала захвата заложников. Синчук быстро сдался полиции, но Поварницын предпринял попытку побега. Потребовались сторожевой пес, слезоточивый газ и объединенная сила нескольких полицейских, чтобы, наконец, привести его обратно. После этого управление Санкт-Йоханнсена перевело его и Синтчука в дисциплинарную палату. Диденко также заставили присоединиться к ним, несмотря на то, что не было никаких доказательств его причастности. Когда их снова заперли, директор Санкт-Йоханнсена написал взволнованное письмо в управление полиции кантона Берн, в котором располагалось учреждение. Он подробно объяснил, что произошло, и решительно аргументировал это тем, что, учитывая обстоятельства, отныне будет невозможно держать советских военнопленных в его учреждениях. Он потребовал их немедленного переселения в другое место и потребовал, чтобы Министерство юстиции «не рассматривало дальнейшее интернирование русских в наших учреждениях». После непродолжительного пребывания в дисциплинарном изоляторе Поварницын, Синчук и Диденко были переведены в тюрьму строгого режима Торберг, в пятидесяти минутах езды от Галса. В конце концов, всех нынешних и будущих советских военнопленных перевезли в изолированное место бывших военных казарм на Цугерберге в кантоне Цуг, чтобы их охраняла группа опытных бывших полицейских и пограничников. Помещения для интернирования заключенных, Цугерберг, 1972 г.
К этому времени в Афганистан прибыли первые делегаты МККК. В течение примерно двух месяцев, начиная с 14 августа, афганские власти предоставляли им регулярный доступ в тюрьму Пули-Чархи недалеко от Кабула, где они посетили несколько сотен заключенных и составили их список. Однако операция внезапно прекратилась, когда власти без всякой видимой причины потребовали от МККК прекратить свои посещения и снова выслали организацию из страны. Делегаты вернулись в Женеву 8 октября в состоянии замешательства и разочарования, которое коснулось МККК в целом, а также Министерства иностранных дел Швейцарии. Режим Кармаля в Афганистане не участвовал ни в формальном соглашении от 22 января между МККК и Советским Союзом, ни в последующих изменениях, предложенных Швейцарией. Итак, кого и как можно призвать к ответу?
В качестве первого шага президент МККК Александр Хэй призвал Эдуарда Бруннера, руководителя Управления международных организаций Министерства иностранных дел Швейцарии, выступить посредником между МККК и Советским Союзом. Бруннер должным образом встретился с советским временным поверенным в делах в Берне 11 октября и пообещал Хэю, что госсекретарь Раймон Пробст лично рассмотрит этот вопрос во время своего предстоящего визита в Москву 17 октября. На собственной встрече с временным поверенным в делах Бруннер прежде всего объяснил, что у Швейцарии нет прямого дипломатического канала связи с режимом Кармаля из-за отсутствия там швейцарского посольства или консульства, но он знал, что Советский Союз поддерживает тесные отношения с афганскими властями. Поэтому он, в свою очередь, попросил Советский Союз выступить посредником между режимом Кармаля и МККК и выразить обеспокоенность МККК по поводу внезапного прерывания его операций в Кабуле.
Однако попытка побега в Галсе и возобновленная высылка МККК из Афганистана были не единственными проблемами, связанными с переводом советских военнопленных в то время. К осени 1982 года швейцарская пресса начала улавливать эту договоренность и задавать вопросы. Впервые с начала передачи Эдуард Бруннер занял публичную позицию по этому вопросу в предварительно записанном телеобращении 29 октября. В ответ на растущие слухи в прессе, он попытался объяснить публике, почему Швейцария вообще оказалась вовлеченной в это дело. «Пять месяцев назад, - объявил он, - Федеральный совет принял решение о передаче членов советских вооруженных сил, захваченных в Афганистане афганским сопротивлением, в Швейцарию». Он продолжил: «Эта акция - новый жест нашей готовности служить в гуманитарной сфере, готовность проистекает из нашего нейтралитета и является давней традицией в нашей стране». В качестве прецедента для этой традиции он привел более ста тысяч военнопленных, укрывшихся в Швейцарии во время Второй мировой войны. Фактически, мне еще предстоит найти аналогичный случай перевода заключенных в нейтральную Швейцарию в период с 1945 по 1982 год. Насколько мне известно, это был первый случай, когда Швейцария действовала в качестве нейтрального принимающего государства, как описано в Третьей Женевской конвенции. 1949 г. Положения Швейцарии о добрых услугах в качестве защитной силы в двусторонней дипломатии и в таких областях, как посредничество в конфликтах, как правило, гораздо лучше задокументированы в литературе.
Тщательно сформулированное обращение Бруннера, казалось, вызвало больше вопросов, чем ответов, и мало способствовало снижению дискуссии об этике и логистике перевода заключенных в прессе. В свете этого было проведено парламентское расследование отношений между министерством иностранных дел и МККК. Парламентским органом, рассматривающим этот вопрос, был так называемый Комитет по иностранным делам Национального совета. Имея примерно 200 мест, Национальный совет был большей из двух палат швейцарского парламента. Различные парламентские комитеты совета преследовали двоякую цель: обсуждать политические вопросы за закрытыми дверями до того, как они будут открыто обсуждаться в парламенте, и постоянно обеспечивать подотчетность исполнительной ветви власти законодательной власти.
22 ноября начальник Эдуарда Бруннера, госсекретарь Раймон Пробст, был вызван для дачи показаний перед комитетом. В свете продолжающихся спекуляций в СМИ его задачей было ответить на четыре основных вопроса. Во-первых, почему правительство брало военнопленных из страны, к которой оно не было близко, и из конфликта, в котором оно не участвовало? Во-вторых, каков правовой статус прибывших на данный момент заключенных? В-третьих, действительно ли они были военнопленными, и в-четвертых, что с ними будет после освобождения? Эти вопросы были неразрывно связаны между собой. Они также были важны сами по себе, потому что они раскрывали как новизну договоренности, так и загадку, которую советские военнопленные представляли для внешней политики Швейцарии в то время. Более того, для целей данной статьи они позволяют нам сделать паузу и рассмотреть как этические последствия описанных выше событий, так и принципы международного гуманитарного права, которые были поставлены на карту.
В ответ на первый вопрос о причинах участия швейцарского правительства госсекретарь Раймон Пробст в первую очередь заявил, что «Федеральный совет действовал в соответствии с неотъемлемой природой швейцарской внешней политики». Оказывая помощь в деликатном вопросе, когда его просят об этом, он утверждал, что Федеральный совет выполнял обязанности, вытекающие из так называемого принципа disponibilité . Disponibilité означает готовность Швейцарии предоставить свои хорошие услуги в распоряжение других государств и, по словам Пробста, она, в свою очередь, опиралась на давнюю традицию нейтралитета Швейцарии. Более конкретно, это подразумевало, что как нейтральное государство Швейцария не могла принять сторону в конфликте, но она могла легко помочь сторонам конфликта в урегулировании их разногласий или в соблюдении принципов международного гуманитарного права, регулирующих вооруженный конфликт.
По словам Пробста, именно так и было в нынешней ситуации вокруг советских военнопленных, захваченных моджахедами в Афганистане. Вкратце обновив текущую ситуацию, он проинформировал комитет, что четыре советских солдата и один сержант в настоящее время находятся под стражей в Швейцарии, все в возрасте от 19 до 22 лет. Он также объявил, что еще двое заключенных действительно присоединятся к ним на следующий день, и попросил комитет относиться к этой новости со строжайшей конфиденциальностью, по крайней мере, до тех пор, пока МККК не опубликует заявление для прессы по этому поводу. Имеющиеся свидетельства позволяют предположить, что комитет выполнил просьбу Пробста и не вмешивался в планы министерства иностранных дел по дальнейшей передаче советских военнопленных из Афганистана в Швейцарию.
Однако комитет был искренне обеспокоен правовым статусом этих заключенных. Были ли они военнопленными в соответствии с Третьей Женевской конвенцией или нет? Каковы были последствия их правового статуса на время заключения в Швейцарии и сроки их освобождения? Пробст ответил на эти вопросы незамысловато, но, возможно, недостаточно. «Эти молодые люди, - заявил он, - не являются ни беженцами, ни просителями убежища, ни диссидентами». Вместо этого они были военнопленными, чье пленение началось в Афганистане и которое было переведено в нейтральное государство «в соответствии с Третьей Женевской конвенцией и в силу особых договоренностей, заключенных сторонами и МККК». Единственная проблема заключалась в том, что Третья Женевская конвенция нигде прямо не упоминалась ни в одном из соглашений, заключенных между Швейцарией, Советским Союзом и МККК, поэтому было не совсем ясно, осведомлены ли разные стороны о своих обязательствах в отношении заключенные в соответствии с международным гуманитарным правом.
Это вызвало особую тревогу у швейцарских парламентариев, поскольку у них не было гарантий относительно того, как с заключенными будут обращаться в случае их возвращения в Советский Союз после освобождения. В конце концов, вышеупомянутые соглашения действительно предусматривали репатриацию заключенных по окончании срока их заключения. Пробст сказал по этому поводу следующее: перед тем, как доставить советских военнопленных в Швейцарию, МККК объяснил каждому из них этапы процедуры и что она неизбежно повлечет за собой репатриацию. Более того, Пробст заверил комиссию, что все советские солдаты, которые в настоящее время находятся под стражей, готовы вернуться домой.
Однако это было не то, что многие присутствующие в зале парламентарии узнали из прессы. Советник Рудольф Фридрих из Freiheitlich Demokratische Partei (СвДП) - Демократической партии свободы - первым ответил Пробсту. Он пояснил, что просил его об этом не потому, что он был против операции, а потому, что она подверглась резкой критике, особенно в прессе. Очевидно, МККК в первую очередь хотел восстановить доступ в афганские тюрьмы, из которых он был исключен в 1980 году, в обмен на предложение вывести советских военнопленных и их перевод в Швейцарию. Однако сейчас можно было услышать, что первая часть операции провалилась. "Это так?" он спросил. Этот вопрос, должно быть, возник, потому что Пробст не затронул его в своем вступительном слове. Что касается правового статуса советских военнопленных, Фридрих считал, что он все еще неясен, несмотря на объяснения Пробста. «С одной стороны, они военнопленные. Однако по соглашению они должны быть репатриированы через два года ». Несомненно, последнее отклоняется от положений о военнопленных, содержащихся в Третьей Женевской конвенции? Более того, могли ли швейцарцы доверять заверениям Советского Союза о безопасной репатриации заключенных? Как поступят с солдатами по их возвращении? Разве швейцарское правительство не должно было предполагать, что их будут судить и преследовать по закону? В конце концов, с военнопленными обращались, как с дезертирами в Советском Союзе и им потенциально грозила смертная казнь. Наконец, как отреагирует правительство, если некоторые из солдат будут просить убежище в Швейцарии по истечении двух лет, чтобы избежать этой участи?
Советник Георг Стаки (также из СвДП) вмешался, что он слышал от начальника следственного изолятора на Цугерберге, что он сам все еще не знает правового статуса своих советских заключённых. На самом деле он никогда не получал никаких инструкций о том, как с ними обращаться. Обратившись сначала к Фридриху, а затем к Стаки, Пробст начал с признания того факта, что ранее в этом году делегаты МККК были изгнаны из Афганистана. Он объяснил, что во время советского вторжения в Афганистан в стране находилась делегация МККК, но ее выслали. Только благодаря договоренностям о переводе советских военнопленных в Швейцарию делегаты МККК были повторно допущены к ним, и им было разрешено посещать политических заключенных на несколько недель. «7 октября, за несколько дней до моего визита в Москву, - подтвердил он, - правительство в Кабуле объявило, что делегация МККК покинет страну».
По его собственным словам, Пробст обсуждал это со своими советскими собеседниками во время своего визита в Москву в октябре, и ему сказали, что причина высылки заключалась в том, что, по всей видимости, МККК не выполняет свою часть сделки. По всей видимости, между МККК и афганскими властями или между МККК и советскими властями возникли разногласия относительно отправки новых заключенных в Швейцарию. По словам Пробста, последующее обсуждение было долгим, в конце которого Советы согласились продолжить переговоры напрямую с МККК, как только передача советских военнопленных возобновится.
В заключение Пробст признался Фридриху, что у швейцарцев не было официальных заверений от своих советских собеседников относительно обращения с заключенными при репатриации. «Мы полностью осознаем риск, на который идут», - вот все, что Пробст смог сказать в тот момент. Другими словами, заключительный этап репатриации, просто не был продуман. Безопасность советских военнопленных не могла быть гарантирована по их возвращении домой, и МККК не мог получить доступ к политическим заключенным в Афганистане. В то же время Пробст предупредил: «Мы не можем сейчас заявлять, что предоставим политическое убежище заключенным, которые находятся здесь, потому что, если мы это сделаем, это помешает МККК когда-либо вернуться в Кабул».
К весне 1984 года на Цугерберге находилось в общей сложности одиннадцать советских солдат. Один из них бежал в Федеративную Республику Германия в июле 1983 года, однако первые трое прибывших должны были подойти к концу периода интернирования 27 мая. Первичные исходные материалы из Федерального архива Берна подтверждают, что Юрий Поварницын и Виктор Синчук отказались возвращаться в Советский Союз на данном этапе и что им обоим сначала был предоставлен временный вид на жительство, Поварницыну в районе озера Леман, а Синчук недалеко от Базеля. Валерий Диденко был единственным из трех впервые прибывших в Швейцарию, кто выбрал репатриацию в конце своего интернирования, и федеральные архивные материалы предполагают, что он вернулся в родное Запорожье на Украине. Он поддерживал регулярный обмен письмами с Юрием Поварницыным до 1985 года.
Здесь есть некоторые, кто может задаться вопросом о значении этого эпизода. Почему это имело значение? Это имело значение по нескольким причинам. Во-первых, это был первый в своем роде обмен пленными. Несмотря на то, что Третья Женевская конвенция прямо не применялась всеми сторонами, это был первый случай, когда МККК использовал ее положение о передаче военнопленных в нейтральную третью страну, чтобы осуществить такую передачу. Более того, хотя поначалу эта передача заключенных была неудачной, но и продолжающиеся переговоры между Советским Союзом, Швейцарией и сопровождающим ее МККК в конечном итоге привели к возвращению МККК в Афганистан в 1986 году. Обмен спас жизни отдельных заключенных. Материально-технические трудности и ажиотаж в СМИ, окружавший этот обмен, показали, что недостаточно применять третью Женевскую конвенцию только по аналогии. Военнопленные имеют право на обращение в соответствии с конвенцией, которая не подлежит обсуждению между ее подписавшими сторонами. Поэтому швейцарское правительство и МККК были правы, соблюдая конвенцию. Однако им также следовало настоять на том, чтобы Советский Союз делал то же самое.
Перевод швейцарской аналитической статьи на тему о советских военнопленных в Швейцарии 1982-86 гг.