Афган, без вести пропавшие; как часть моей души...
Готовится к публикации уникальный сборник материалов "Афган, без вести пропавшие". Он позволит читателям познакомиться с документами, которые ранее не публиковались, а также даст возможность проследить историю поиска пропавших без вести советских военнослужащих в Афганистане. Автор: Лаврентьев Александр Владимирович.
Старик в Пакистане
Авторский взгляд из поисковых экспедиций.
За плечами десятки поездок в Афганистан, в основном в одиночку, только в сопровождении местного переводчика или просто помощника, с которым объяснялись на пальцах и используя отдельные русские, английские слова и кое-что на фарси. За эти годы были вечно торгующий и шумный Джелалабад, где растут бананы и поют райские птицы, пыльный Кундуз, в котором встречались с проживающими там бывшими пленными Геннадием Цевмой (Никмохаммад) и Александром Левенцом (Ахмад), полусонный Файзабад, на окраине которого стоят виллы «новых афганцев», Мазари-Шариф, где продают КАМАЗЫ, и совсем не афганский город Герат, где люди гордятся персидским происхождением.
В Файзабаде чтят Ахмад Шах Масуда
Остаются в памяти подрыв армейской колонны на дороге в провинции Баглан, колонны, за которой мы пристроились в хвосте, схождение селей и бурный, прямо на глазах разлив реки Кокча после ливней в Бадахшане, падение (на радость всему кишлаку) вместе с машиной в горную речушку с извилистой и узкой дороги, совсем не предназначенной для езды на автотранспорте.
За эти годы мы во вьюжном апреле замерзали у северного входа в тоннель на перевале Саланг, где застряли в многочасовой пробке и вынуждены были экономить бензин. В тесной старенькой «Тойоте» в полудрёме вдруг услышал на улице русский матерок. Не удержался и, опустив стекло, сказал: «Привет, земляк». Красоту ответных высказываний кукующего здесь пятые сутки дальнобойщика передать литературным языком сложно.
В горах Бадахшана
Но были и 42 градуса в восемь часов утра в Герате, и ярчайшая зелень, и поля маков в провинции Кундуз в апреле, а потом песчаные барханы в этих же местах в июне.
И встречи, встречи. С теми, кто воевал против нас, и с теми, кто дружил, с простыми крестьянами и крупными чиновниками, генералами и губернаторами, международными чиновниками и откровенными бандитами. Среди них беседа в Кабуле с ярым противником лидером Исламской партии Афганистана Гульбеддином Хекматьяром, который после нашего разговора поручил младшему сыну помочь нам в поисках.
С лидером ИПА Г.Хекматьяром
Был, увы, и плен в 2019 году. Эти 28 суток в руках у бандитов под знаменам Талибана, безусловно, повлияли на мое отношение к жизни в целом. Там очень зримо и предметно понимаешь смысл библейской мудрости: «Не собирайте богатств на земле…». Не заберешь с собой ничего в страну вечной охоты, на границе с которой пришлось постоять, уберегла только неспособность обкурившегося гашиша охранника снять автомат с предохранителя. И нет ничего важнее просто жизни, просто общения с близкими людьми.
После захвата. Фото передали вместе с угрозой в Российское Посольство
А когда-то всё начиналось так. Одна из первых поездок в Афганистан. Аэропорт «Шереметьево», глубокая ночь. Давно прошло время вылета по расписанию единственного в неделю рейса в Кабул афганской авиакомпании «Ариана», но только-только объявлена посадка. Меня в аэропорту познакомили с российским консулом в Кабуле, который возвращается из отпуска, и мы с ним направляемся в салон даже с виду старенького самолета. Однако нас перехватывает красавец-мужчина средних лет с иссиня-черными длинными волосами и предлагает занять места в бизнес-классе, хотя билеты у нас самые обычные. Оказалось, это генеральный представитель авиакомпании в Москве и с консулом они давние знакомые. Сидим в салоне, разговариваем, нам приносят зеленый чай, время идет, а самолет всё не взлетает. На исходе третьего часа такого сидения я не выдерживаю и спрашиваю афганца, когда же полетим. Он всплеснул руками и удивленно сказал: «Куда ты спешишь? Сидим, разговариваем, всё хорошо. Не спеши». Потом он все-таки объяснил причину задержки. По словам главного начальника «Арианы» в Москве, ему позвонили знакомые из Ярославля, которые должны лететь этим рейсом в Кабул, сказали, что немного задержатся и попросили подождать. Ну как не уважить хороших людей?
Потом уже, много раз побывав в Афганистане, поездив по разным городам и по глухим углам, я проникся пониманием простой истины: не надо здесь спешить, суета ничего не изменит в этом мире, в котором, по их летоисчислению, идет всего лишь 14 век. И последующие рейсы всегда задерживались, и ждать назначенных встреч приходилось часами, а то и днями, и никому это не казалось странным. Они так живут.
Чуть отъехав от столицы, обращаешь внимание на то, что у многих мужчин нет часов. И это не только от бедности – китайские штамповки стоят копейки. Просто не нужны часы в быту. Солнце светит круглый год, утром мулла призовет к молитве, он же в течение дня обозначит время положенными намазами, а вечером подскажет, когда спать ложиться.
Вот эту непривязанность ко времени особенно ощущаешь, глядя на афганских стариков. Они родились и прожили жизнь среди тысячелетних вершин, и у них в глазах – вечность. Кроме этого ощущения вечности, там однозначно присутствует великая печаль. Старики много прожили, они несут в себе историческую память народа, а она не вселяет радости. Война и кровь, кровь и война, афганцы против иностранцев, афганцы против афганцев. Конца этому пока не видно.
Но люди живут. Вот об этом – как живут люди в нынешнем Афганистане – короткие заметки.
На пыльной улице Кундуза
Сидели в гостях у кабульского таджика в его немаленьком доме, где все традиционно: ковры, подушки, плов, фрукты, чай. После угощения хозяин достал два толстых фотоальбома и стал показывать и комментировать снимки. На них в основном Кабул, члены семьи, друзья, но все это в 80-е годы. Чем больше снимков я видел, тем очевиднее становилось: это совсем другой город. На любительских фотографиях самые обычные люди. Часто встречаются женщины, причем и в европейской одежде (без всяких мини, конечно). Абсолютное большинство из них с открытым лицом, а одежда - из ярких, разноцветных тканей. Но самое главное – люди улыбаются. Просмотрев альбомы, я понял, что осталось общее светлое впечатление об обстановке на улицах, о настроениях людей. Сейчас Кабул выглядит совершенно иначе. Однотонные, темные одежды, что у мужчин, что у женщин, много фигур в паранджах. И, проведя много времени на улицах, понимаешь, что улыбку можно увидеть только на лицах детей, а взрослые все мрачны, в глазах безнадежность.
Но люди живут. В Кабуле многолюдно и шумно. Сюда стекаются все голодные, обездоленные и обнищавшие в надежде найти свой кусок лепешки. Очень много женщин-вдов, которых бесконечная война лишила мужей-кормильцев. Одна сцена не дает мне покоя с первого посещения Афганистана. Знакомый дипломат из российского посольства организовал небольшую обзорную экскурсии по городу на автомобиле. Всё непривычно, абсолютно всё, поражает обилие нищих самого различного вида, в том числе молодых женщин с грудными детьми. И вот в идущем впереди нас дорогом джипе опускается стекло и наружу летит кусок лепешки. Он еле успел коснуться земли, стоявшая неподалеку женщина рыбкой – как пловцы с тумбочки в бассейне – прыгнула и схватила хлеб. Как она это сделала с ребенком на руках, я до сих пор не знаю. Мой добровольный гид, заметив мою реакцию, коротко сказал: «Голодная она, есть хочет». Потом уже другим голосом добавил: «Да что там есть. По-русски говоря, жрать она хочет до смерти. Ты здесь еще не то увидишь».
Увидел. На центральных столичных улицах становится уже трудно ходить из-за огромного количества людей всех возрастов, выпрашивающих деньги. Калеки, урожденные уроды, старики, женщины, дети всех возрастов – от еле начавших ходить до тех, у кого уже усы пробиваются. Сидят, лежат, ползут, просят, дергают за рукава, а определив в прохожем редкого теперь в Кабуле европейца, долго идут следом, непрерывно повторяя: «МистАр, доллАр». Дети на улицах везде, в любое время дня и недели. Худенькие, оборванные, с огромными глазами. Даже в столице в школу многие не ходят, пытаются добыть пропитание. Запомнилась сцена, в общем-то типичная для Кабула. Декабрь, пятница, то есть выходной, на улицах мало людей и машин. Холодно, стыло, мокро – накануне шел снег с дождем, ночью подморозило. На земле сидят женщины в паранджах, протягивают руки, обращаясь к прохожим. Из-под длинного одеяния видны босые ноги, а рядом бегают малолетние детишки, одетые явно не по сезону. Неподалеку группа мальчишек – старшему не больше 10 лет – собрала на улице какой-то мусор, подожгли, греются. Потом нашли кусок автопокрышки, тоже подбросили в костер, черная копоть на их лицах уже не очень-то и видна.
Но есть и другой Кабул. Бросаются в глаза дорогущие джипы с совершенно черными стеклами. Часто их сопровождают одна-две, а то и более машин охраны, в которых сидят очень серьезные люди с автоматами в удобной униформе с разгрузками. Перед тем как босс выйдет из автомобиля они мгновенно и грамотно перекрывают улицу, игнорируя полицию (полицейские же делают вид, что ничего не происходит). Достаточно увидеть глаза этих бойцов, чтобы понять, что шутить с ними не надо. Солдаты и полицейские в сравнении с ними – детишки. Есть большие районы в Кабуле, застроенные шикарными особняками с дизель-генераторами, водяными скважинами, вооруженной охраной. Дворцы обнесены высоченными стенами, за которыми растут деревья, цветут розы, журчат фонтаны и важно ходят павлины. Причем, многие такие усадьбы принадлежат правительственным чиновникам – западная помощь материализуется очень наглядно. Такой же район построен в Файзабаде – административном центре провинции Бадахшан, хотя остальной город представляет собой скорее большой кишлак. Ни для кого не секрет, что через Бадахшан идет даже не тропа, а широкий тракт, по которому переправляются наркотики в государства СНГ, в первую очередь в Россию.
Неоднократно пытался выяснить, каково же все-таки население Кабула. С 80-х годов его численность увеличилась в несколько раз. Поскольку переписи не проводилось, то приходится полагаться на оценки разных людей. Они в целом сходятся на 5 миллионах человек. При этом в городе нет нормальной канализации и отопления. Отходы жизнедеятельности и отбросы стекаются и сваливаются в сточные канавы по обеим сторонам улиц. Летом они исходят пузырями, гниет все на жаре. Ну и запах, конечно, соответствующий. Счастливчики проживают в Микрорайонах, так и сохранились названия этих кварталов из родных пятиэтажек, построенных советскими специалистами. Здесь есть вода, канализация и газ, здесь даже убирают мусор, до недавнего времени было центральное отопление, но это великое счастье закончилось. Кабул расположен на высоте примерно 1800 метров над уровнем моря, и зимой здесь бывают морозы. И электроэнергию стали отключать всё чаще и чаще.
Малый бизнес
Окунувшись в жизнь Афганистана, посетив десяток провинций, приходишь к мысли, что основное занятие населения – торговля. Торгуют все, всем и везде. В обустроенных магазинах, в дуканах, напоминающих сараюшки, из-под навесов, сделанных из тряпок, с картонок, с земли, вразнос. Глядя на это, поневоле начинаешь задаваться вопросами об афганской экономике. Без обращения к специальным данным, а просто из наблюдений и бесед с жителями складывается невеселая картина. Страна вряд ли сейчас способно обеспечить себя продуктами питания. В сельском хозяйстве здесь даже не двадцатый век. Земля обрабатывается вручную. Впервые в жизни не в музее, а в поле увидел деревянную соху. Трактор – это редкость. Уборку зерновых ведут серпами, молотят цепами или просто палками. Распахан каждый пригодный клочок земли, даже почти отвесные склоны, но при этом все равно сотни тысяч тонн муки закупаются для Афганистана в виде гуманитарной помощи на деньги международных организаций. Поставки муки – это вопрос жизни или смерти для многих людей, поскольку пресная лепешка и чай составляют основу питания. Поэтому цена на муку контролируется. Колеблется курс доллара, дешевеет местная валюта афгани, но цена лепешки в Кабуле остается прежней.
Во время одной из экспедиций работали в окрестностях Джелалабада у кишлака Самархейль, где стояли наши части, и я обратил внимание на многочисленные полуразрушенные постройки, сильно запущенный большой сад, в котором мы встречались с бывшими полевыми командирами. Поинтересовался у местных, что здесь раньше было. Оказалось, на этих территориях располагалось огромное молочное хозяйство, сады и плантации овощей. Молоком, утверждали афганцы, поили весь Афганистан. Сейчас даже в Кабуле выбор молочных продуктов минимален, да и те в основном привезены из Пакистана или Ирана.
Промышленные товары все привозные, преобладает самый дешевый китайский ширпотреб. Однажды ехали на машине из Кабула на восток страны в Джелалабад, и я обратил внимание на большое число тяжелых автомобилей с металлоломом. Помогающий в работе пожилой пуштун – умный и образованный человек – пояснил, что в Афганистане нет переработки металла. Потом после паузы он горько добавил: «Вообще никакого производства нет. Даже иголки швейные ввозим». В поездках он много рассказывал о том, что раньше было здесь из промышленных предприятий и чего не осталось. Не осталось почти ничего. Междоусобные войны, безвластие, откровенный бандитизм – все это привело к разрухе. В Афганистане есть полезные ископаемые, богатые рудные залежи, драгоценные камни, нефть, но разработка месторождений в промышленных масштабах не ведется. В регионах не признают решения и договоры, подписанные президентом и правительством, местные князьки сами хотят распоряжаться богатствами. Например, китайская госкомпания подписала договор о добыче нефти на северо-западе, но после долгих мучений так и не смогла ничего сделать, поскольку местные лидеры просто не дали работать, не остановились перед применением оружия. Изумруды в горах добывают, копая ямы кайлом и киркой, но кому они достаются, в Кабуле неведомо.
Тяжелейшая проблема Афганистана – дефицит электроэнергии. Многие населенные пункты до сих пор живут без света, а современное производство, как правило, весьма энергозатратно. Причем, в горной стране огромные потенциальные гидроресурсы. В свое время Советский Союз построил несколько ГЭС, за десятилетия они пришли в упадок, а новые станции, которые имели бы промышленное значение, не возводились. Россия ведет ремонт на некоторых ГЭС, но дело идет медленно. Все сколько-нибудь заметные проекты осуществляются на деньги государств-доноров. Процедура их выделения долгая, воровство процветает и до объектов они иногда вообще не доходят.
Печальной особенностью нынешнего этапа существования Исламской Республики Афганистан является абсолютная неопределенность обстановки. Кроме того, национально-психологические особенности народов, населяющих страну, таковы, что не предполагают какого-либо долгосрочного стратегического планирования в любой сфере. Поэтому даже те, кто имеют капитал, не вкладывают его в развитие, живут сегодняшним днем. Обладающие средствами давно обзавелись недвижимостью в арабских государствах, там потихонечку ведут бизнес или просто держат как запасной аэродром. В провинциях все еще проще: в любой день могут прийти бородачи с автоматами и отобрать имущество. Государство - как механизм - никого защитить не в силах. В армию и полицию сейчас насильно не загоняют, служить приходят добровольно, но силой для обеспечения безопасности эти структуры так и не стали. Осенью обычно бывает наплыв желающих послужить, приходят, чтобы подкормиться зимой, пережить холода в казарме, а весной начинается массовое дезертирство, до трети завербованных убегают, чаще всего с оружием. По официальным данным, более 95 процентов вновь поступающих на службу в армию и полицию неграмотны. Никакой идеологической основы для службы, никакой мотивации не существует. Я поначалу удивлялся, что на многочисленных полицейских и армейских постах на дорогах не проверяют документы, а проводят визуальный осмотр пассажиров и машин. Потом мне объяснили, что подавляющая часть населения все равно не имеет никаких документов, а проверяющие не умеют читать.
Говоря о сегодняшнем Афганистане, нельзя обойти еще одну черту: упадок культуры в широком понимании. Годы правления талибов разрушили систему образования, сделали ненужными культурное достояние, а многие носители культурного наследия были уничтожены или покинули страну. Об этом мы неоднократно беседовали с главой Общества Красного Полумесяца Афганистана Фатимой Гайлани, которая оказывает реальную помощь в поисках пропавших без вести советских солдат. Она сама, получившая образование в Тегеране и Лондоне, прекрасно понимает его роль в развитии государства. И рассказывая о том, что сокращается число школ и количество обучающихся, закрываются учебные заведения для девочек, падает общий уровень преподавания, Фатима-ханум с болью сказала: «У такой страны нет будущего».
Она же четко сформулировала еще одну важную мысль. «Афганцам теперь совершенно понятно, что вы хотели нам добра. Вы учили афганцев, лечили их, строили дороги, предприятия. Особенно наглядно это стало видно в сравнении с итогами многолетнего пребывания здесь войск западной коалиции. Они ничего не сделали для моего народа».
Удивительно то, что за годы командировок я слышал похожие по смыслу высказывания в самых разных уголках Афганистана, от самых разных людей. Именно это удивляло больше всего в самом начале работы. Я не был здесь, когда шла война, но понимал, что бесследно она пройти не могла. Потом были десятки встреч с афганцами, бывшими моджахедами, командирами отрядов. Были разговоры, иногда острые, но практически всегда не враждебные. Они не хотят никому мстить, они уважают наших солдат, признавая их достойными воинами. В устах представителей народа, всегда с оружием в руках отстаивавшего свою землю, это дорогого стоит. Практически всегда мы находили взаимопонимание, потому что у нас абсолютно одинаковая оценка событий: война – это трагедия для обоих народов, это горе для каждого конкретного человека.
На месте гибели десантника Гарайханова
Со временем я понял, что в Афганистане слово «шурави» (советские) - это что-то вроде пропуска и – до недавнего времени - определенной гарантии безопасности. Проверялось это много раз в разных уголках страны. Высоко в горах Бадахшана в маленьком селении, мы с переводчиком стояли в ожидании старосты, который, как мы знали, был раньше командиром отряда. Подошел и поздоровался один афганец, потом второй, третий, узнав, откуда я, долго не отпускали, расспрашивали о нынешней России.
В Герате помогающий нам местный житель устроил обзорную экскурсию по городу. Когда подъехали к красивому мосту через реку Герируд, наш гид подозвал охранника средних лет и спросил его, видел ли тот хоть одного шурави со времен войны. «Нет», – был ответ. «Тогда смотри. Вот он», - с улыбкой сказал наш сопровождающий. Охранник дернулся, было видно, как сжалась ладонь на ремне автомата, но потом заулыбался. Он с какой-то гордостью показал правую руку без большого пальца и, продолжая улыбаться, объяснил, что палец ему отстрелили в бою с советскими солдатами. «Шурави – хорошие воины», - всё с той же улыбкой сказал он.
Если суммировать впечатления от подобных бесед с афганцами, то совершенно четко вырисовывается их отношение к России. Они уважают нашу страну и ее народ, не просто готовы, а зовут к сотрудничеству. Но так же однозначно при этом звучит: никогда не приходите сюда с оружием!
Память о войне
Иногда друзья в разговорах спрашивают, что больше всего привлекает мое внимание в Афганистане? Если беседа идет серьезная, то я отвечаю – люди. Трудолюбивый гостеприимный, гордый, доверчивый, а часто даже и наивный народ – независимо от национальности – заслуживает великого уважения. Когда же нет нужды говорить совсем уж серьезно, то я отвечаю, что Афганистан – это единственное место в мире, где можно увидеть все модели автомобиля «Тойота королла» с первого дня автостроения, а также автоматы Калашникова всех когда-либо существовавших модификаций.
Проходят годы и я с болью в сердце наблюдаю, как и так весьма условная центральная власть теряет позиции, как растет поток беженцев из страны, а нищета множится и множится, как война и беспредел различных антиправительственных сил расползаются по провинциям.
Мира на афганской земле не было уже давно, но при поддержке войск западного альянса была хоть какая-то стабильность. С периодической стрельбой, не без этого. Упадок начался, когда в 2013 году Международные силы содействия безопасности в Афганистане торжественно передали ответственность за обеспечение этой самой безопасности силовым структурам страны. Итог нагляден и печален. Южные провинции Кандагар и Гильменд и до этого практически полностью контролировались талибами, а теперь уже и дороги от Кабула они берут под свой контроль. В часе езды от столицы периодически идут позиционные бои, нападения на полицейские участки в городах стали обыденным делом, в столице дня не проходит без взрывов и перестрелок. В 2009-2012 годах мы спокойно добирались из Душанбе до границы и далее путешествовали по провинции Кундуз на автомобиле, а по городу я гулял один, не опасаясь за свою жизнь. Осенью 2013 года местные надежные помощники, имеющие нужные связи среди авторитетных людей, признались, что не смогут обеспечить безопасность моей поездки даже по городу, а потом начались штурмы города крупными отрядами. Весной 2019 года, будучи пленником, вместе со своими стражами убегал по горам от уездного центра Шинданд в провинции Герат, потому что там разгорелся нешуточный бой. А в другой день той же эпопеи мы отсиживались в горах где-то рядом с границей провинции Фарах и сравнительно недалеко от нас несколько часов работали станковые пулеметы, артиллерия и боевые вертолеты.
Здесь до талибов тысячи лет стоял Будда
Сейчас идут переговоры различного формата с талибами о примирении, участвует в них и Россия. Не хочу быть пророком, но прогнозы мои крайне негативные. Однажды прочитал высказывание кого-то из лидеров антиправительственных сил (не удосужился тогда записать авторство), смысл которого состоит в том, что никакие технологии и оружие не способны победить их, потому что их людские ресурсы неисчерпаемы, а в распоряжении – вечность.
И оттого больно, потому что Афганистан – это не только страницы моей биографии, он стал частью моей души.
Дети язычников в Пакистане
